Борис Иеремиевич любил и глубоко почитал традиционные православные праздники, особенно Рождество Христово и Пасху. Традиционные угощения к Пасхе готовили всей семьей. Пекли куличи по старинным русским рецептам, делали сырную пасху, для которой у нас была старинная деревянная резная форма конусом, красили и расписывали яйца, выкладывали их на большое блюдо с заранее проросшей пшеницей — на зеленый ковер. Утром на Пасху накрывали стол белой скатертью, ставили непременно цветы, куличи, сырную пасху и крашеные яйца. Борис Иеремиевич любил, когда все были одеты в светлое и праздничное. Обычно утром на Пасху приходили наши друзья — соседи Любарские: Юра, Анжела, Ниночка и Ася Израилевна. Утро за нарядным, праздничным столом было всегда оживленным и радостным. Иногда мы на Пасху ездили в Москву, присутствовали на торжественной пасхальной службе в храме у о. Всеволода и после службы посещалидом Шпиллеров. И дома в Харькове, и у Шпиллеров в Москве этот праздник был особенным — светлым и благостным.

Рождество и Новый год обычно отмечали дома. Всегда в доме была огромная сосна до потолка (под Харьковом ели не растут), которую украшали как старыми (еще из моего детства) игрушками, так и новыми, немецкими, появившимися в продаже. Вешали шары самых разных размеров и гирлянды из разноцветных мигающих лампочек. Размеры гостиной позволяли ставить огромную до потолка сосну, и воздух в квартире наполнялся хвойным духом. Сосна стояла в доме долго, до Крещения. Иногда на Рождество мы посещали семью В.А. Марченко. На Старый Новый год все собирались у нас. Было шумно, весело, много шутили, молодежь устраивала маскарады с переодеванием.

Борис Иеремиевич «прислушивался» к народным поверьям. Например: чтобы год был благополучным, первым перешагнуть порог дома в Новом году должен мужчина. Женщина принесет в дом болезни и ссоры. Поэтому он заранее договаривался с Юрой Любарским, жившем этажом ниже, чтобы он после боя курантов первым приходил к нам в новогоднюю ночь, после чего вся мужская половина нашего дома отправлялась к Любарским, неся им благополучие. Так Борис Иеремиевич для надежности сам «ковал» в доме покой, радость и достаток. Такая игра, мне кажется, всем доставляла удовольствие, а ему — в первую очередь. Наша приятельница, собиравшаяся с нами встретить Новый год и опоздавшая на несколько минут, осталась за дверью. Борис Иеремиевич в дом ее не впустил. Или другой случай: к 60-летию он получил в подарок два немецких чайных сервиза. Мне захотелось их поставить вместе с нашим сервизом на одну полку в шкафу, полка не выдержала и все три сервиза вмиг оказались на полу, образуя живописную кучу из осколков. Это было перед високосным годом. Я в ужасе ходила вокруг этой кучи, повторяя, как заклинание: «Какой кошмар!» А Борис Иеремиевич радовался: «Хороший откуп мы дали високосному году. Он должен быть к нам благосклонным!» К материальным ценностям он был равнодушен, да и я не придавала им особого значения. Жаль было только от души сделанных друзьями подарков.