кандидат физико-математических наук, ЛЕОНИД АНДРЕЕВИЧ ПАСТУР, академик НАН Украины Физико-технический институт низких температур им. Б.И. Веркина НАН Украины, Харьков 5 октября 1987 года вышло Постановление Президиума АН Украины «Об организации математического отделения ФТИНТ». Этот акт имел в некотором смысле формальный характер, ведь математические отделы существовали в институте практически с момента его создания в 1960 году. Когда вышло Постановление Президиума, в математических отделах работали три члена Академии наук, тринадцать докторов и двадцать семь кандидатов физико-математических наук, т. е. научный коллектив, который как по уровню, так и по численности не уступал многим ведущим математическим учреждениям страны. Неудивительно, что предложения об административном оформлении статуса математических отделов ФТИНТ уже не раз поступали от Президиума АН УССР и ее Президента Б.Е. Патона. Но по разным причинам эти предложения не были реализованы. С середины 80-х годов в стpане развернулась перестройка и царил дух преобразований. Б.И. Веркин с его безошибочным чутьем немедленно увидел в этом новые возможности. По его инициативе, мотивированной Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 13 ноября 1986 г. «Об усилении научно-исследовательской работы по математике и ее приложениям», ФТИНТ представил в Президиум АН УССР проект о создании математического отделения института. В результате этого и появилось указанное выше Постановление. Оно устанавливало новый статус для математического коллектива института. Этому, однако, предшествовала долгая история. Для того чтобы понять, какую роль сыграла идея Бориса Иеремиевича о привлечении ученых-математиков в институт, и как это повлияло на развитие математических наук в Харькове и в целом в стране, начнем издалека. В ноябре 1804 года Александр I подписал Утвердительную грамоту об учреждении в Харькове университета. Отметим, что начало XIX века характеризуется расцветом образования и науки в Российской империи. Был открыт ряд университетов, в том числе в 1804 г. в Харькове. В составе Харьковского университета был физико-математический факультет, который назывался отделением физических и математических наук. Математическое образование в университете было поставлено на очень высоком уровне. На формирование и развитие Харьковской математической школы большое влияние оказала Петербургская математическая школа, берущая начало от А. Эйлера и М. Остроградского и продолженная П. Чебышевым. В послереволюционное время большое влияние на развитие математики в Харькове оказывала Московская математическая школа. В 1885 году в Харьков из Петербурга приехал двадцативосьмилетний ученый-математик А.М. Ляпунов. Он проработал в Харькове 17 лет. Ляпунов был не только великим ученым, но и блестяще образованным человеком, замечательным преподавателем. У него учился, а затем долгое время работал в Харькове еще один знаменитый математик В.А. Стеклов. Благодаря этим ученым в Харькове возникла школа математической физики, известная и сегодня во всем мире. А с 1903 года, после прихода в университет Д.М. Синцова, возникает и Харьковская геометрическая школа. В 1930 году в Харькове по инициативе Д.М. Синцова и еще одного выдающегося харьковского математика С.Н. Бернштейна был создан Институт математики и в этом же году в Харькове (а не в столице СССР!) состоялся Первый всесоюзный математический съезд. В нем приняли участие не только все ведущие математики страны, но и многие знаменитые зарубежные ученые. С 1935 года Институт математики возглавил блестящий ученый Н.И. Ахиезер. Широко образованный человек, необыкновенно талантливый ученый он обладал неординарным организаторским талантом. Используя весьма скромные возможности Института математики, Н.И. Ахиезер сумел привлечь к работе в институте не только лучших харьковских математиков, но и ученых из других городов, что, несомненно, способствовало широте проводимых исследований. А потом грянула война. После всех тягот оккупации в возрождающемся Харькове в 1944 году вновь стал работать математический институт. Но, к сожалению, уже в 1950 году институт был закрыт. Причины для этого были известны лишь «властям», но с уверенностью можно считать, что эти причины были далеки от соображений научной целесообразности. Математическая жизнь в городе продолжалась, но разобщенность ученых, конечно, влияла отрицательно, и вскоре у многих математиков начали проявляться «центробежные» устремления. В 1960 году в Харькове родилось новое академическое учреждение: Физико-технический институт низких температур (Институт Веркина). И неожиданно для многих в институте сразу появились математические отделы. Это вызывало скепсис, а подчас и насмешки. В 1967 году в институт приехал в качестве оппонента крупный советский физик академик М.А. Леонтович. При знакомстве с институтом и его структурой, когда очередь дошла до математиков, Леонтович неожиданно воскликнул: «А, математики! Мы тоже у себя в «курчатнике» пытались завести математиков, но потом быстро поняли, что от них одни склоки». Можно предположить, что дело было вовсе не в дурном характере тех математиков, а в неудачном подходе к взаимодействию с ними. А вот Б.И. Веркин правильные подходы нашел. Но не сразу. Поначалу он вынашивал идею неких творческих коллективов: физики–теоретики–математики–физики–экспериментаторы–инженеры–конструкторы–производство. Однако, когда попытки втиснуть работу ученых в формальные рамки оказались не очень жизнеспособными, БИ свое отношение к математикам изменил. Нужно сказать, что одной из сильнейших черт характера Веркина как директора была способность изменить свою позицию в том или ином вопросе, если он видел неудачность предыдущего подхода. И никаких директорских и академических амбиций, просто объявлялось, что все нужно делать не так, а по-другому, и что это совершенно очевидно. Что касается математиков, то в конечном счете БИ утвердился во мнении, что математики должны в основном заниматься своим делом, т. е. вопросами фундаментальной и прикладной математики, а текущее математическое сопровождение физико-технической деятельности института, особенно его конструкторского бюро, было возложено на специально созданные расчетные отделы конструкторского бюро. Ну, а ежели в институте возникают проблемы, в решении которых могут помочь математики, то они ведь всегда здесь рядом, под рукой. И математики, в свою очередь, с большим желанием готовы были откликнуться на призыв БИ. И все это делалось естественно, а взаимоотношения с коллегами — физиками и инженерами — были самыми дружественными. Все ощущали себя членами единого сообщества, и по большому счету в институте во времена БИ не было внутренних бурь. С первых лет создания институт активно взаимодействовал с конструкторским бюро С.П. Королева. Было нечто общее в личностях Сергея Павловича и Бориса Иеремиевича: широкие властные натуры с огромной интуицией, способные принимать неординарные решения. И после первой же их встречи, когда БИ рассказал о том, что представляет собой физика низких температур, а рассказчиком он был отменным, С.П. Королев сразу согласился помогать становлению и развитию института. В обмен он требовал только одного: при возникновении в его организации вопросов к ученым-физикам они должны прилагать все усилия для того, чтобы в максимально сжатые сроки давать на них ответы. И сам БИ, и коллектив института не обманули ожиданий Королева. А задания от него сыпались непрерывно. Работалось всем в то время легко и весело, никто не считался ни со временем, ни с непривычностью задач, ни с трудными условиями работы — ведь средний возраст сотрудников в 1963 году составлял 26 лет. Одна из первых появившихся проблем была связана с отказом бортовых электродвигателей. С проблемой разобрались, построив камеру с конденсационным насосом и сымитировав в ней по температуре и давлению условия, близкие к космическим. С этого момента в институте много лет по заданиям разных организаций занимались разработкой, конструированием и изготовлением камер, имитирующих космические условия. Было ясно, что качество работы таких камер зависит от их конструкций и структуры жалюзей, крепящихся к их боковой поверхности. И поверхность, и жалюзи охлаждались до азотных или даже гелиевых температур, и частицы газов внутри камеры «вымерзались» на них. Как выбрать удачную форму для конкретного задания? Экспериментировать с различными формами дорого, и БИ обратился к математикам: нельзя ли для нарисованной конкретной конструкции посчитать ее будущее поведение. За дело взялся отдел функционального анализа и вычислительной математики. Сотрудники отдела предложили принципиально новый на то время подход: моделировать траектории движения частиц на вычислительной машине. В результате задача была решена быстро и эффективно. Примерно в то же время БИ мобилизовал физиков-теоретиков, экспериментаторов, математиков для поиска ответа на вопрос о поведении жидкости в условиях невесомости. Из математиков активно включился в поиски решения отдел прикладной математики. Ответ был вскоре найден, а эта тематика на долгие годы была ведущей в отделе. Итогом многолетней деятельности отдела стала монументальная монография «Гидродинамика невесомости», выдержавшая два издания у нас в стране, переизданная за рубежом и пользующаяся до сих пор популярностью у специалистов. В разное время институт занимался разработкой и созданием систем охлаждения для бортовой электроники. Механические устройства требуют наличия на борту энергетических установок, а пассивные системы недостаточно долговечны. Однажды, когда БИ, собрав разных специалистов, вел «мозговую атаку», неожиданное предложение сделал математик, заведующий отделом математической физики В.А. Марченко. Он предложил использовать не монолитные холодные куски, а мелкопористые, и объяснил, как, зная свойства материала, проводить расчеты структуры мелкопористой среды. А дальше дело было за физиками и технологами. В результате соответствующие системы могли работать в космосе в течение многих месяцев. Долгие годы БИ занимался организацией работ по использованию в народном хозяйстве высокочувствительных приборов, созданных в институте. Особенно его интересовала геологоразведка. Он привлек значительные коллективы разработчиков, конструкторов, производственников, организовывал экспедиции в Сибирь, и даже сам в них участвовал. С вопросом: какие заключения о структуре залеганий можно сделать по итогам измерений, Б.И. обратился к математику Е.Я. Хруслову, и тот не только создал адекватную математическую модель, но и с помощью своих сотрудников произвел ряд расчетов для конкретных ситуаций. Другое направление с использованием тех же приборов заключалось в решении проблемы обнаружения подводных лодок. Необходимо было узнать, какие выводы можно сделать по зарегистрированным сигналам для движущихся или неподвижных объектов. Заведующий отделом теории функций Б.Я. Левин, еще будучи профессором Одесского судостроительного института, интересовался вопросами движения тел в жидкой среде. Он охотно согласился участвовать в работе. Под его руководством из сотрудников разных отделов была организована маленькая группа (6 человек) и в течение 4—5 месяцев были созданы математические модели и выполнены необходимые численные расчеты. После этого БИ с плакатами, таблицами, рисунками выехал для доклада в один из институтов г. Горького. В этом учреждении несколько отделов уже занимались этой проблемой. Они весьма удивились неизвестным новичкам, но когда выяснилось, что все главные выводы у нас и у них совпадают, БИ принял вполне заслуженные хвалебные слова. Все, о чем мы здесь рассказали, является лишь малой толикой той интересной и активной жизни, которую математики вели при «низких температурах», ибо была чрезвычайно успешна основная работа в области фундаментальной науки. Выполнялись сотни научных работ, опубликованных в центральных отечественных и зарубежных журналах; издавались десятки монографий; защищались докторские и кандидатские диссертации; проводились симпозиумы и конференции. Математики института получили многочисленные научные награды и премии разного уровня и престижности, вплоть до медали Филдса (Дринфельд, 1990). Все эти формальные показатели отражают научный уровень и международное признание коллектива математиков ФТИНТ. Это и не удивительно, ибо ими были получены не только многочисленные выдающиеся, а порой и блестящие результаты в традиционных и сложившихся областях математической науки, но и создан ряд новых, впоследствии активно развивающихся во всем мире, направлений в геометрии, комплексном анализе, математической физике, функциональном анализе и прикладной математике. Проводилась также преподавательская деятельность в университете и других харьковских вузах, которую всячески поощрял БИ. Такая насыщенная жизнь, по существу, института в институте, была возможна лишь благодаря той атмосфере свободы творчества, минимума формальностей, дружеского сосуществования с коллегами, которую создал в институте БИ. Не только БИ просил участия математиков в разного вида деятельности, но и математики обращались к нему с научными нуждами, иногда несколько неожиданными. Когда заведующий отделом геометрии А.В. Погорелов занялся созданием геометрической теории оболочек, ему понадобились эксперименты для проверки его теории. БИ отреагировал мгновенно: была создана механическая мастерская и небольшая испытательная лаборатория, в опытном производстве изготовили установки для напыления тонких оболочек различной формы, и работа закипела. И родилась потрясающая по простоте и красоте теория. А потом еще была огромного масштаба работа по созданию сверхпроводящих генераторов, инициаторами которой выступили А.В. Погорелов и Б.И. Веркин. Работа эта была прервана после распада СССР. Нам кажется, что она несколько опережала свое время и ее результаты, несомненно, пригодятся в будущем. В 1992 и 1994 годах в институте побывал американский деятель Томас С. Рид. В свое время он работал в Ливерморской лаборатории, а потом занимал крупные посты в администрации Рейгана, в частности был министром авиации. В Харькове он собирал информацию о работе физических центров, а позже организовал поездку в Ливерморскую лабораторию руководства ФТИНТ и Украинского физико-технического института. По результатам поездок в Харьков Т. Рид написал отчет. Как опытный администратор, он быстро вникал в суть различных проблем и организационных дел. Так вот, он был весьма поражен наличием большого математического отделения в институте, и так об этом отзывался: «Институт Веркина обладает большой группой математиков и физиков-теоретиков мирового класса. Эта группа, помещенная в любой университет мира, составила бы непревзойденный коллектив». Необходимо отметить еще одно важное обстоятельство — издательскую деятельность, связанную с математикой. С 1887 года в Харькове начал издаваться журнал «Сообщения Харьковского математического общества», который позже несколько раз менял свое название. Этот журнал вскоре стал одним из лучших математических журналов России. Журнал был хорошо известен за рубежом, благодаря этому математическая библиотека университета получала в качестве обмена некоторые зарубежные журналы. Во ФТИНТ усилиями БИ был основан журнал «Физика низких температур». Добиться разрешения на еще один журнал по математике, о чем мечтал БИ, представлялось делом маловероятным, но он организовал выпуск в институте препринтов и тематических сборников (это разрешалось), в том числе по математике. И только в 1994 году желание БИ осуществилось. В институте начал издаваться ежеквартальный математический журнал «Математическая физика, анализ, геометрия». В разные годы неоднократно ставился вопрос о том, чтобы на базе математических отделов ФТИНТ создать отдельный академический институт математики. Когда дело доходило до мнения самих математиков, ответ всегда был однозначен — в этом институте и с этим директором нам ничего лучшего желать не нужно. После ухода Бориса Иеремиевича с поста директора жизнь математического отделения продолжалась, но это была уже другая жизнь, проходившая к тому же на фоне огромных политических потрясений, многих лет стагнации и скудного существования. Сегодня трудно сказать, как сложится дальнейшая судьба института и его математического отделения. Но хочется верить, что традиции и стиль жизни эпохи Б.И. Веркина нам удастся сохранить. |