К числу приятных воспоминаний моего детства относится шестилетняя учеба в немецкой школе. Мне еще не было 8 лет, когда где-то в конце августа папа взял меня за руку и повел учиться в немецкую школу. Она находилась в двухэтажном здании желтого цвета на Кооперативной улице. Мы остановились перед входом, над ним была вывеска: «Vierumdfunfzigste Arbeiterschule» (54-я рабочая школа), потом поднялись на второй этаж и вошли в канцелярию. Нас встретил мужчина, он сразу заговорил со мной по-немецки. На все его вопросы я сразу по-немецки ответила и была принята.

В школе во всем был порядок. Очень строгая дисциплина не мешала чувствовать себя комфортно. Одевались мы скромно. Девочки в младших классах, как правило, ходили в серых халатиках с белыми воротничками. Отвечая, мы всегда вставали, иногда выходя в проход между партами (в русских школах тогда этого не было), часто сидели за партами, держа руки за спиной. Учебники мы носили в плотных ранцах. Портфели были запрещены. Группы были небольшие — человек по 12—15. Обедов, завтраков не было. Все приносили бутерброды из дому. Столовая представляла собой узкую комнату, посередине стоял обеденный стол, а на другом столе были горячие чайники — с какао, кофе, молоком и чаем.

Когда я перешла в 5-й класс, вся школа переехала в четырехэтажное здание на Плетневском переулке и расположилась на верхних этажах. В эти годы к нам поступило много немецких ребят, родители которых приехали из Германии строить тракторный завод. Учеба в школе шла на немецком языке. Между собой мы говорили по-русски. В старших классах мы стали посещать немецкий клуб.

На общем школьном собрании выбирали председателя «пионерской базы». Единогласно выбрали очень толкового ученика 8-го класса Борю Веркина, а меня — председателем «учкома» (ученического комитета). Я была в подчинении «пионерской базы», а конкретно — Бориса Веркина.

Боря был высокий, стройный, смуглый с внимательными карими глазами; манеры сдержанны, слова веские. Боря был руководителем общественной работы школы. Все его распоряжения шли через меня. Видя, как Борис несет мне какие-то бумаги с распоряжениями, я старалась не пропустить ни одного слова. Разговор был всегда короткий, деловой и исчерпывающий. Помню такой эпизод: мы должны были проголосовать за какого-то школьника и товарищ из райкома указал нам кандидатуру. Но мы с Борей считали, что другой школьник на эту работу подходит больше и голосовали за него, сагитировав и большинство ребят. За то, что мы не поддержали кандидатуру райкома, у меня и у Бори были неприятности. Райкомовец вызвал нас и сказал, как сейчас помню: «Если бы так поступила твоя соседка, то это было бы полбеды, но тебе это не простится».

В 6-м классе, весной, ко мне подошел ученик 8-го класса Женя Шапиро и сказал: «Леля, мы хотим, чтобы ты всюду ходила с нами». Я согласилась, ибо это была большая честь. Трое друзей из 8-го класса: Боря Веркин, Женя Шапиро и Алик Левин были «сливками» нашей школы. У меня началась интереснейшая жизнь. Это была сказка моей жизни, волшебный вихрь. Ребята никуда не ходили без меня. Почти каждый день были самые разнообразные мероприятия: то встреча с министром здравоохранения УССР в здании радиокомитета, то съезд пионеров–корреспондентов, то поездка в Покотиловку по обмену опытом пионерской работой. Очень часто мы посещали немецкий клуб на набережной, где выступали знаменитые люди того времени, например, радист Эрнст Кренкель, который был на льдине с папанинцами. Все выступления велись на немецком языке.

В те времена у нас, школьников, было много развлечений. В саду им. Шевченко (тогда назывался «Профсоюзный сад») была масса аттракционов, а в большом деревянном кинотеатре демонстрировались отечественные и американские комедии с Гарри Лойдом, Мэри Пикфорд, Дугласом Фербенксом. Цены входных билетов были очень доступные. Зимой главные аллеи этого сада заливались водой и он превращался в каток. Вечерами все эти аллеи были хорошо освещены. Из громкоговорителей часто звучала музыка. На большой летней эстраде со скамейками почти ежедневно играл симфонический оркестр, звучала настоящая классическая музыка. Мы выросли на этой изумительной музыке.

Когда в июне 1933 года школа перестала существовать, для всех нас это было тяжелейшее переживание. Шесть лет, проведенных в этой школе, были счастливейшими годами в нашей жизни.