Впервые я увидел Б.И. Веркина в конце 1960 года, когда был заведующим кафедрой высшей математики Харьковского авиационного института. И сразу же запомнил его, несмотря на мою чрезвычайно плохую память на лица: что-то в нем было уникальное, властное, я бы сказал даже — наполеоновское.

В 1956 году я сблизился с «могучей кучкой» (Н.И. Ахиезер, Б.Я. Левин, В.А. Марченко и А.Я. Повзнер), в значительной степени определяющей математическую жизнь города, которая концентрировалась, в основном, вокруг механико-математического факультета ХГУ и Харьковского математического общества.

К 1960 году мы все чаще обсуждали вопрос о том, что полезно было бы иметь в Харькове исследовательский математический институт. Такой институт дал бы, в частности, возможность привлечь для активной научной работы наиболее способных к ней молодых людей. И вот в мае 1960 года создается Физико-технический институт во главе с Б.И. Веркиным, о котором я тогда еще ничего не знал, причем в структуре этого института предусмотрен математический сектор. (Как я потом узнал, в организации этого сектора весьма существенную роль сыграл В.А. Марченко.) В этот институт должны были перейти Н.И. Ахиезер, И.М. Глазман, В.А. Марченко и А.В. Погорелов в качестве руководителей отделов, что гарантировало высочайший научный уровень математического сектора. Я до тех пор никогда не работал в подобном институте, но всегда любил новые впечатления, поэтому легко согласился на предложение также перейти в этот институт.

По поводу выбора отдела у меня вопросов не возникало. Я считал, что полностью освобожденная от преподавания работа оправдана только получением либо выдающихся результатов в математике, либо чего-то полезного за пределами математики. Так как в первом я не был уверен, то выбрал второе — так возник отдел прикладной математики.

Итак, в октябре 1960 года я известил дирекцию ХАИ о моем предстоящем переходе, в ноябре у меня была подробная беседа с Б.И. Веркиным и его заместителем А.А. Галкиным о перспективах, а в декабре этого же года я был утвержден Президиумом АН УССР в должности руководителя отдела прикладной математики ФТИНТ АН УССР. С 1961 года для меня началась новая жизнь.

Доверие, которое оказывал Б.И. Веркин руководителям отделов, было поразительным. За все время наших контактов он ни разу не показывал каких-либо признаков неудовольствия моей работой либо работой моих сотрудников. Думаю, что это же могут сказать и руководители других математических отделов. Но он отнюдь не со всеми был таким добрым! Помню, когда мы еще размещались в консерватории, его маленький кабинет был отделен простой дверью от столь же маленькой комнаты, предназначенной для его секретаря и тех, кто ожидал приема. Когда БИ повышал голос, его было всем хорошо слышно. Как-то, сидя там, я услышал набор ненормативной лексики. Когда я зашел к БИ, то сказал ему об этом; на следующий день простую дверь заменили на двойную.

Б.И. Веркин стремился к тому, чтобы математики в физическом институте не чувствовали себя чужими. В первые дни моего перехода во ФТИНТ он устроил для меня экскурсию по институту, во время которой подробно рассказывал, какая лаборатория чем занимается. Что же касается математических отделов, то у нас на первых порах был общий семинар, да и позже мы регулярно совместно обсуждали наши планы и отчеты.

Вспоминается эпопея с приобретением для института вычислительной машины. Борис Иеремиевич непременно хотел, чтобы это была самая лучшая ЭВМ. В начале 60-х годов такой была М-20. В конце мая 1962 года мы с К.В. Масловым поехали в Казань, где такие ЭВМ производились, и приобрели машину. Она долго стояла в ящиках, и 22 января 1966 года состоялось официальное открытие ЭВМ.

Б.И. Веркин оказал существенную помощь при формировании нашего отдела. Важной задачей, от решения которой самым существенным образом зависело будущее отдела, был поиск темы, которая оправдывала бы название отдела, была бы посильной и объединяла основную часть сотрудников. Темы прикладного характера, с которыми я сталкивался ранее, по тем или иным причинам не подошли. Временно мы увлеклись вошедшими тогда в моду задачами линейного программирования, но это тоже было не то, что нужно.

И тут решающую роль сыграл Б.И. Веркин (мы с ним неоднократно обсуждали эту проблему). Он попросту брал меня с собой в некоторые организации, с которыми уже установил связь. Сначала это был знаменитый ОПМ — Отдел прикладной математики АН СССР (ныне это Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша). Там мне предложили заниматься свойствами поверхности Луны по косвенным данным, но это меня не вдохновило. На каком-то этапе мы с В.А. Марченко по инициативе БИ немного занимались температурным режимом в трубе, по которой подается жидкий кислород, но это тоже было не то. И только в еще более знаменитой организации С.П. Королева (она теперь называется «Энергия»), которая на многие годы стала основным союзником нашего института, я нашел то, что искал: это было поведение жидкости в условиях малых объемных сил, когда приходится учитывать капиллярные силы, а иногда и самогравитацию.

Прежде всего нам предстояло решить следующую задачу. Пусть жидкость подвешена силами поверхностного натяжения в цилиндрическом баке. При каких внешних возмущениях она может обрушиться? Ответ потребовал изучения равновесных форм поверхности жидкости, подвешенной силами поверхностного натяжения, устойчивости таких форм и запаса этой устойчивости. Все это, за исключением вида самих форм, ранее не изучалось, поэтому пришлось строить теорию, в которой сочетались аналитические соображения и вычисления на ЭВМ. Пока мы в этом разобрались, поставленный вопрос потерял практическое значение и приобрел академическое звучание. Также в отделе подробно изучались малые колебания жидкости и ее конвективные движения в условиях малых объемных сил, другие проблемы.

Итогом этой работы была монография «Гидромеханика невесомости» (1976). Она приобрела широкую известность среди специалистов и многократно цитировалась в статьях и различных докладах на конференциях. В предисловии было сказано: «Авторы сознают, что написание книги вряд ли оказалось бы возможным без доброжелательной поддержки и оптимизма директора Физико-технического института низких температур академика АН УССР Б.И. Веркина».

Несмотря на академический характер наших работ, мне представляется, что они имели и определенное прикладное значение: помогали адекватно формулировать математические модели и качественно ориентироваться в характере поведения жидкости для малых объемных сил. С инженерами «Энергии» обсуждались проблемы, связанные с поведением жидкого топлива. Однако этот вопрос, непосредственно примыкающий к проблемам теплообмена при кипении и малых объемных силах, изучался отделом, руководимым Ю.А. Кириченко, с которым мы поддерживали непосредственные контакты. Борис Иеремиевич принимал непосредственное участие в работе этого отдела, был соавтором двух книг и не менее 15-ти статей.

Все вопросы, связанные с космосом, обсуждались под руководством Б.И. Веркина. Помню (это было еще в здании консерватории), как БИ, собрав руководителей математических отделов, представил инженера, по-моему, из «Энергии», который начал выступление: «Мы столкнулись с важной проблемой: что делать с мочой космонавтов?» От неожиданности мы стали смеяться, и БИ даже пришлось извиниться за нас, но затем мы перешли к деловому обсуждению, и оказалось, что проблема имеет математический аспект.

Помимо космической тематики я много занимался и другими темами. Из-за полной свободы перемещения, предоставленной мне Б.И. Веркиным, я принимал участие во всех конференциях по дифференциальным уравнениям и смежным вопросам, проводимым в СССР. За время моей работы во ФТИНТ я написал две довольно большие книги учебного характера, две книги совместно с Я.Б. Зельдовичем; был членом Комиссии по математическому образованию АН СССР («Колмогоровской комиссии»), членом президиума Научно-методического совета по математике при МВССО СССР (и председателем комиссии по учебной литературе этого Совета); читал лекции в различных городах СССР, оппонировал диссертации, писал рецензии и рефераты, активно участвовал в создании телекинокурса лекций по высшей математике.

Мне трудно судить о значении научной работы Б.И. Веркина, но нет сомнения, что ФТИНТ полностью создан именно им — структура института, подбор кадров, выбор основного направления работы, строительство и т. д. Любой другой сотрудник мог быть заменен с большей или меньшей потерей, а не было бы БИ — не было бы и института. Известность института в Харькове была общенародной, даже таксисты хорошо знали «Веркин хутор».

Получив известие о смерти БИ, я тут же послал телеграмму с предложением присвоить ФТИНТ имя Б.И. Веркина и был рад узнать, что это предложение совпало с мнением всего коллектива сотрудников института.